Исаакиевский собор, построенный по проекту Огюста Монферрана в память о великом реформаторе Петре I, задумывался заказчиками как символ великолепия и богатства Российской империи. Призванный поражать каждого жителя и гостя столицы, Собор должен был не уступать самым выдающимся сооружениям того времени. Об этом свидетельствуют слова Монферрана, который в 1820 году, когда только производились работы по созданию уникального фундамента здания, издал со всей пышностью книгу о своём главном заказе под девизом «Весь я не умру». В ней он именует себя Его Императорского Величества архитектором, а о сооружении говорит, что оно «вскоре займёт место в ряду важнейших новых памятников». Задаче воплощения в камне гимна могущества самодержавной власти подчинено всё: выбор места (своими фасадами он оформляет сразу две площади Санкт-Петербурга, Сенатскую и Исаакиевскую, именно вблизи возводящегося Исаакиевского собора начинают строительство комплекса главных зданий государственного управления Российской империи, Сената и Святейшего Правительствующего Синода), роскошные материалы самого лучшего качества, предпочтение мастеров, строивших и украшавших здание. Заказы на работу поручались профессионалам, заслужившим себе имя в той области, в которой они трудились, не обращая внимания на их вероисповедание. Так, над созданием экстерьеров и интерьеров работали представители разных конфессий: католики (О. Р. Монферран, А. Бетанкур, Ф. Бруни, Ф. Лемер, К. Штейбен, Ч. Мусcини, Э. Плюшар, Ф. Рисс и многие другие), лютеране (Т. А. Нефф, И. Герман, И. Витали, Б. С. Якоби, П. К. Клодт и другие). Расписывали храм не иконописцы, а представители академической школы живописи. Например, Брюллов был «светским» художником протестантского вероисповедания, автором таких картин как «Бахчисарайский фонтан», «Итальянка, снимающая виноград» («Итальянский полдень»), «Вирсавия» и пр. Несмотря на скандалы, которые были связаны с восприятием некоторых его картин в столичных кругах, Николай I соизволил поручить именно «великому Карлу» заказ росписи самого масштабного по своим размерам произведения в Исаакиевском соборе – «Богоматери в окружении святых», выполненной на плафоне главного купола храма, т. к. его имя было известно в Европе. Начиная с 1840 года, когда разобрали забор, окружавший стройку, газеты постоянно писали о том впечатлении, которое производит здание на окружающих: «…до сих пор на земном шаре нет здания, украшенного таким множеством монолитов и такого огромного размера. С какою лёгкостью и удобством Г. Монферан поднял эти громады на высоту! Таких работ не видывала Европа!.. Не менее достойны удивления и внутренние своды, и свод главного купола. Одним словом, всё в этом храме гигантское, служащее эмблематическим изображением нашего отечества. В исполнении мы видим силы России, в материалах – её богатство, в формах – искусство нашей образованности…».
Заказчиками петербургского собора являлись императоры. При Александре I началась перестройка ринальдиевской церкви, законченной не в том виде, в котором предполагала её увидеть заказчица, Екатерина II. Сразу после принятия решения о перестройке император Александр издал указ от 20 февраля 1818 года о создании особой Комиссии, на которую возлагалось попечение за всеми работами касательно Исаакиевского собора. Организация, которая так и называлась «Комиссия по построению Исаакиевского собора», являлась самостоятельным учреждением, равным министерствам, и подчинялась лишь монарху. Председателями Комиссии на протяжении всего времени её существования были сановники, назначаемые императорами (первым был граф Н. Н. Головин, одним из последних – министр Уделов и Управляющий кабинетом его величества Л. А. Перовский). Комиссия подписывала документы о закупке строительных материалов, заключала контракты на работы в здании, составляла сметы расходов и ведала всеми финансовыми вопросами. Все бумаги, связанные с деятельностью Комиссии, находятся в настоящее время на хранении в Российском государственном историческом архиве (РГИА), благодаря чему можно полностью проследить за всеми суммами, выделяемыми из казны на возведение и украшение собора. Грандиозное по своим масштабам строительство требовало постоянного финансирования. Комиссия составляла ежегодный отчёт о финансовой деятельности, где указывала все траты, и Председатель запрашивал заранее сумму, необходимую на расходы на следующий год, составляя письмо для Министерства императорского двора. Министр императорского двора лично докладывал императору, который распоряжался выделить деньги из казны. В РГИА хранится переписка Министра и Председателя Комиссии.
Первая смета расходов на строительные работы, составленная архитектором Монферраном к началу 1818 года, выражалась в итоговой сумме 506 300 рублей. Именно эту сумму приказал выдать из казны Александр I, что и положило начало возведению собора.
Суммы были разными и всегда утверждались лично императором. Так, из отчёта Комиссии за 1822 год видно, что в этом году было выделено казённых денег 660 646 рублей 98 копеек. Из них осталось к 1823 году 24 205 р. 82 коп. Остаток всегда включался в отчётную ведомость следующего года, т. к. Комиссия отчитывалась за каждую потраченную копейку. О недоимках, если они случались, всегда докладывали отдельно, и снять их с баланса Комиссии мог только император. Если выделенной суммы не хватало, то решение о взятии кредита для покрытия расходов также принималось с дозволения монарха. Больше всего финансовыми вопросами строительства Исаакиевского собора занимался Николай I, так как возведение самого дорогостоящего в XIX веке храма в Европе продолжалось во всё его царствование. Николай I курировал этот проект начиная от подписания всех проектов деталей внешнего и внутреннего вида памятника до личного инспектирования стройки, что отразилось в названиях некоторых дел Комиссии. Николай I никогда не урезал финансирование здания, наоборот, он торопил с окончанием строительства, для чего приказал увеличить сумму до одного миллиона рублей. Один миллион рублей серебром в 30-х годах XIX века был огромной суммой. К примеру, построить каменную церковь с колокольней стоило в среднем 20 000 рублей серебром, т. е. можно было возвести пятьдесят церквей! Но в 1836 году, когда были возведены все стены и пилоны и встал вопрос о создании уникального в инженерном плане купола, а также сложной в техническом отношении установке на большой высоте двадцати четырёх исполинских монолитных колонн Исаакиевского собора, даже этой колоссальной суммы не хватило. Расходы в конце 30-х годов были столь значительными для казны, что траты на эту стройку пришлось включить отдельной строкой в бюджет государства. В столбец «наименование расходов» так и было записано: «На усиление работ по устройству Исаакиевского собора, к назначенным по росписи 1 миллион рублей, в добавок: 1837 г. – 200 000; 1838 г. – 1 976 000; 1839 – 2 061 000». После завершения непосредственно строительных работ суммы на декорирование храма были снижены. В 40–50-х годах по докладу министра финансов Николаю I ассигновались в среднем 650 000 рублей серебром ежегодно. Деньги отпускались из государственного заёмного банка.
В 1841 году собственно строительство закончилось, но ещё 17 лет продолжались отделочные работы. Монферран был не только зодчим, но и декоратором Исаакиевского собора. Для создания лучшего проекта оформления он совершил путешествие по Италии и Франции. Николай I утвердил проект и сметы для создания роскошного интерьера с многоцветьем отделочных материалов, дорогими колоннами из малахита и лазурита, бронзовыми дверями. На одно золочение интерьера было затрачено триста килограммов казённого золота. Каждый вошедший должен поразиться богатством оформления, для чего были выполнены скульптуры и витраж. Так, витраж был неожиданной деталью оформления для православного храма. Неканонично было изображать Иисуса Христа на таком хрупком материале, как стекло, беззащитное перед воздействием стихий.
Изготовленный на заказ немецкими мастерами из разноцветного стекла сложного по рецептуре исполнения, витраж в точности повторял оттенки живописного изображения, предоставленного заказчиками. В православной церкви не существовало традиции размещения в храмах скульптурных образов и картин на стекле, это было заимствовано из традиций католической церкви для демонстрации дополнительных видов искусства в этом здании.
Особую статью расходов в финансовых сметах по внутреннему убранству собора составило изготовление парадной церковной утвари, которая должна была соответствовать окружающему великолепию. Само изготовление происходило уже в эпоху правления Александра II, но Николай I и эту область не оставил без внимания, успев сделать ещё при жизни ряд распоряжений на сей счёт. К примеру, 21-го мая 1853 года был выплавлен уникальный слиток серебра весом 26,5 фунтов на вновь устроенном в Закавказском крае серебро-свинцовом Заводе, наименованном Алагирским. Николай I повелел разделить его на две половины, употребить одну половину на изготовление сосуда для строящейся в Петергофе церкви на Бабигоне; а другую половину на сосуд для Исаакивского Собора. На сосудах должна была быть сделана надпись о происхождении серебра. Слиток был приведён в 84-ую пробу и пролежал в кладовой Комиссии до 1858 года. Он был выдан серебряных дел мастеру Ф. Верховцеву для создания «сосуда высокой чеканной работы, дискоса, звездицы, лжицы, копия, двух блюдцев, двух ковшей из коих один побольше, а другой поменьше. Сосуд должен быть вызолочен только внутри, а лжица кроме ручки – за работу сего сосуда со всеми наименованными принадлежностями получить 650 рублей». К церковной утвари предъявлялись высокие художественные требования: рисунки основных предметов составлялись и прорисовались Монферраном, затем их представляли на одобрение императора. Только после этого заключали контракты с подрядчиками на производство предметов для проведения богослужений, причём обязывали их подписать соглашение, в котором был прописан пункт о тщательности отделки: «Так как Церковная утварь Исаакиевскаго Собора составляет предмет особенной важности и должна свидетельствовать потомству о той степени искусства, которой достигло оное в наше время, то мы обязываемся употреблять всевозможное старание к исполнению работы с тем совершенством, какого только можно достигнуть при употреблении лучших мастеров, а потому Коммисия принимать будет вещи со всею строгостью…». По требованию Главного архитектора недостатки в работе исправлялись беспрекословно. Верховцев, являясь не только фабрикантом, но и художником серебряных изделий, прекрасно выполнил первый заказ, представив на суд Комиссии вызолоченные чрез огонь серебряные предметы, поэтому с ними заключили ещё ряд контрактов на изготовление 26 вещей на общую сумму 27 520 рублей 4 копейки, включая и гробницу для плащаницы. 14 января 1859 года Комиссия поручила дорогостоящую работу Верховцеву, не устраивая конкурса для этого заказа, т. к. он хорошо себя зарекомендовал своими отличными произведениями в подобном роде. В связи с тем, что первоначальная сумма, необходимая на создание плащаницы, равнялась 10 000 рублей, а при пересчёте необходимого серебра и стоимости работ при сплошной позолоте всей гробницы, цена возросла до 28 800 рублей, Председатель Комиссии в своём докладе императору специально разъяснил, что «недостающая сумма 18 800 р. может быть пополнена остатком суммы отпущенной на 1858 год, и что по этому на сей предмет особаго ассигнования не требуется». Для изготовления гробницы было отпущено с Монетного двора десять пудов серебра 84-й пробы и 15 фунтов золота 95-й пробы, за что Комиссия заплатила 13 587 рублей 36 копеек.
Высокохудожественных предметов церковной утвари требовалось большое количество (от паникадил до семисвечников, от евангелий в золотых переплетах до водосвятной чаши), поэтому Комиссия заключала контракты и с другими подрядчиками. Самые большие заказы были поручены Поставщикам высочайшего двора, Никольсу и Плинке и И. П. Сазикову. Никольс и Плинке выполнили сначала 13 серебряных предметов (некоторые с позолотою) на сумму 63 400 рублей, затем 13 серебряных и 14 золотых вещей, получив за эту работу 58 319 рублей. Все вещи были сделаны из казённого золота и серебра 84-й пробы, отпущенного с Монетного Двора. Среди них уникальным произведением искусства являлась большая серебряная дарохранительница для главного иконостаса. Рисунок был создан Монферраном, затем была выполнена модель, «показывающая величину, какую должна иметь дарохранительница, дабы производить предполагаемый эффект». Модель, как это было прописано в условии договора, была выполнена лучшими орнаментистами, работавшими на кампанию Никольс и Плинке, «со всевозможным изяществом».
К этому предмету интерьера предъявлялись повышенные требования в художественном отношении, не только потому, что ему отводилось в здании центральное место, но и в той связи, что мысль о повторении в дарохранительнице формы великолепного Исаакиевского собора принадлежала императору Николаю Павловичу. Дарохранительница представляла собой уменьшенную в 80 раз копию архитектурного памятника, поэтому в ней прорабатывались все детали. Монферран предлагал исполнить модель из серебра с частичным чернением и эмалью. Но Комиссия отклонила предложение архитектора об использовании в такой монументальной вещи эмали из-за её непрочности. Вот почему было решено дарохранительницу сделать всю вызолоченную с разной полировкой. Никольс и Плинке исполнили заказ с совершенством в архитектурном отношении, создав высокохудожественное произведение: поставленное на мраморном пьедестале, оно вполне соответствовало величию храма и не стесняло огромный алтарь. Дарохранительница была функциональна. Кафедральный протоиерей собора Андрей Окунев писал, что в дарохранительнице должна быть открывающаяся дверца, и к ней необходимо заказать также мирохранительницы. Он отдельно указывал, какие части предметов должны быть обязательно вызолочены. За исполнение только большой дарохранительницы Никольс и Плинке получили 18 000 рублей. За выполнение бронзовых украшений к большому иконостасу поставщики Никольс и Плинке получили 69 960 рублей. Суммы контрактов на изготовление церковной утвари были столь значительными, что каждый раз Комиссия испрашивала разрешение у императора на заключение таких соглашений. И только после Высочайшего повеления заключали договоры, вписывали суммы в расходную часть Комиссии и оплачивали серебро и золото, отпущенное с Монетного двора. Об этом свидетельствует письмо от 8 февраля 1857 года Председателя Комиссии графа Гурьева Министру финансов.
Также серебряную утварь выполнял и придворный фабрикант И. П. Сазиков. За изготовление из казённого серебра сорока одной вещи парадной утвари «золочённой кругом и с позолотою внутри» ему было заплачено 57 450 рублей. Но список вещей постоянно пополнялся кафедральным протоиереем собора: «При разсмотрении предъявленной мне ведомости серебряных вещей, заказанных и предположенных к покупке готовыми, я заметил что в число их не помещены вещи необходимыя при Архиерейском служении: дикирий и трикирий, пара репид, посох и рукомойник, не помещено также необходимое на всенощном Богослужении накануне освящения Храма блюдо для освящения хлебов, а для крестнаго хода вокруг Собора при освящении онаго необходимый фонарь. Кроме сего при совершении Богослужения в день освящения храма прилично было бы иметь пару изящной работы кадил. О благовременном заготовлении всех вышеупомянутых необходимых вещей считаю долгом представить на благоуважение Коммисии». В связи с тем, что москвич Сазиков открыл фабрику по изготовлению золотых и серебряных вещей и в Санкт-Петербурге, то для исполнения постоянно пополняемого списка церковных богослужебных предметов Комиссия заключала контракты с управляющим нового предприятия, сыном поставщика императорского двора, Валентином Сазиковым. Фабрикант регулярно присылал счета в Комиссию для оплаты: «По требованию духовенства собора сделано к двум крестам, для ношения их во время Крестнаго хода два серебряных кольца, в коих весу 63 золотника. За работу серебром причитается 45 рублей». Общая сумма этих поставок равнялась 106 554 рублям 78 копейкам. В благодарность за столь большие заказы Валентин Сазиков выполнил из собственного серебра 84-й пробы 45 вещей весом 95 фунтов 77 золотников. Ему оплатили только работу в размере 7829 рублей. Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что вся церковная утварь была сделана из казённых материалов или металлов подрядчика и оплачена из государственной казны, включая даже кружки для сбора пожертвований в пользу церкви.
Кафедральный протоиерей представил Комиссии предложение о необходимости изготовления восьми кружек: «Кружек для сбора денег от доброхотных дателей требуется: четыре снаружи Собора, чтобы проходящие в ту пору как церковь бывает заперта, могли по желанию своему класть деньги. Кружки эти должны быть укреплены в мраморных предполагаемых Главным Архитектором тумбах, которыя удобно могут быть установлены на портиках, в четырех нишах, в каждой по одной. Самыя кружки в мраморных тумбах следует укрепить так прочно, что бы никак не могли быть похищены, ни кружки, ни находящияся в них деньги. В мраморных тумбах на портиках должны быть вделаны прочно бронзовыя доски с золоченными надписями». За одни только пьедесталы для портиков из белого итальянского мрамора со ступенями к ним, выполненные из отполированного серого рускольского мрамора, Комиссия заплатила 1160 рублей. Если же посчитать все суммы, выплаченные на изготовление церковной утвари, включая и небольшие контракты фабриканта Дубинина и других мастеров, то получится, что только за работу (не считая казённого серебра и золота) было потрачено из государственных денег свыше 420 000 рублей серебром.
После торжественного освящения и открытия в 1858 году Комиссии ежегодно отпускали из казначейства на нужды здания 41 710 рублей[24]. Содержание Исаакиевского собора всегда было затратным, т. к. здание нуждалось в постоянном ремонте, который должен был проводиться квалифицированными специалистами: в 1860 году была разработана специальная записка о необходимости привлечения лучших художников России для реставрационных работ в Исаакиевском соборе. Поэтому из года в год с одними и теми же подрядчиками заключались контракты на проведение ремонтно-реставрационных работ. Например, бронзовых дел мастер Моранд периодически очищал уникальные бронзовые двери здания, пьедесталы в интерьере, а академик И. С. Ксенофонтов, ученик Брюллова и Бруни, состоявший членом комиссии по надзору за художественными произведениями Исаакиевского собора, лично принимал на себя обязательство об очищении от копоти живописных изображений. По документам видно, что одни и те же люди занимались работами в здании: ремонтировали крышу, чистили трубы, перекладывали печи в подвале и пр.
Собор приносил доход. Проблема собственности является актуальной и в наше время, поэтому представляется важным осветить истоки спора между церковью и государством. Значительные так называемые кружечные, свечные и кошельковые сборы причт оставлял для нужд церкви, сам находясь полностью в конце 50-х годов на содержании государства. Государственная администрация настаивала на покрытии из этих сумм издержек, связанных с ремонтно-реставрационными работами. Вопрос разрешился лишь после вмешательства Александра II, по указу которого Св. Синод в 1861 году разбирал это дело. Причт собора вынужден был отчитаться за все суммы, получаемые от сборов, со дня открытия. Из отчёта обнаружилось, что суммы, выделяемые казной, не хватает. К примеру, цитата «новые плащаницы, полагаемые на престолы, требовали лучшей отделки по важности собора». С другой стороны, причт получил огромные суммы от богомольцев, посетивших собор в первые два года после открытия. Кружечные сборы составили «900 342 рубля 68 копеек. Староста указал, что полученные от верующих деньги «поступили на ризу для иконы Тихвинской Божьей Матери, которая уже и устроена, но нужен киот (ещё 50 250 рублей серебром)». Свечные и сборы от треб за 1858–1860 гг. составили 72 865 рублей 85 копеек. Эта огромная сумма полностью покрывала издержки по содержанию храма. Причт не хотел отдавать кружечные сборы государственной комиссии, которая планировала начать из этих денег реставрацию в соборе. Разгорелся спор. Староста собора утверждал, что большой денежный сбор – разовый, и богомольцев с каждым годом становится всё меньше, тогда как обычный годовой доход храма составляет около 7200 рублей, а этих средств недостаточно. Он просил оставить вышеозначенную сумму причту в качестве резервного финансового фонда. И Святейший Правительственный Синод вынес решение свечные, кружечные сборы оставить в заведовании причта и старосты.
Александр II упразднил Комиссию о построении Исаакиевского собора своим указом от 22 октября 1864 года и передал здание в ведение Министерства путей сообщения. В связи с тем, что доходы от собора остались в ведении церкви, то её обязали платить за причт, а хозяйственные, художественные и реставрационные вопросы оставить в ведение Министерства. При передаче в самом указе это было прописано, как и обговорен постоянный штат сотрудников, которым платили жалованье за работу в храме. Всего, по данным за 1864 год, штат Исаакиевского собора состоял из 66 человек. Главными чинами инспекторского надзора при соборе были: инспектор собора (получал 1000 рублей разъездных), на нём лежала главная ответственность за надзором. В его подчинении находились: архитектор собора, академик Пуаро (1000 р.), смотритель собора Манычаров (1000 р.), помощник смотрителя Фомин (500 р.). Все предложения по ремонту здания, расчёт нужных сумм для внесения их в смету Министерства, разрешались только по представлениям Инспектора. Одним из первых инспекторов был член Совета Министерства путей сообщения, инженер генерал-лейтенант Богданович. В 1870 г. он постановил, что на содержание служительской команды нужно 5350 рублей, а на «содержание в чистоте и опрятности Собора как внутри, так и снаружи, и для отопления Собора – 10 458 рублей». Также в смету он включил и 2000 р. на вознаграждение лиц, командируемых Академией художеств для техническо-художественного осмотра. Отчёты об этих ежегодных обязательных осмотрах сохранились, и позднее в результате исследований этих данных часто давались конкретные указания для реставрации. На инспекторе лежала и обязанность найма подходящего дома для служащих собора и причта.
Финансовая ситуация изменилась ещё раз при изъятии сооружения из ведения Министерства путей сообщения и передаче здания Министерству внутренних дел (именной указ Александра II от 28 января 1871 года). До этого времени сначала Комиссия о построении собора, затем Министерство путей сообщения оплачивало также из своих смет и предметы, необходимые при проведении богослужений: от закупки свечей до муки для изготовления просфор. Также оплачивалось и жильё для священнослужителей. К тому же 9 сентября 1870 года Инспектор снова предложил обратить «свечной и кружечный сбор Исаакиевскаго собора на ремонт здания Собора и ризниц». В результате разбирательств расходы на содержание жилья для причта стали проводить по сметам Святейшего Синода. Так, сумма в 14 540 рублей, «назначавшаяся на наём, отопление и ремонт домов для причта собора по особому высочайшему повелению 23 мая 1870 года перечислены в распоряжение Духовнаго ведомства и с 1871 года вносятся в сметы Св. Синода».
Общая сумма, потраченная на сооружение здания за 46-летний период существования Комиссии о построении собора (с 1818 по 1864 гг.), составляет 23 256 852 рублей 80 копеек[30]. Цифры эти нельзя считать полными, т. к. дорогостоящие работы по изготовлению мозаики продолжались до 1914 года и были прерваны дефицитом финансовых средств в государстве в связи с Первой мировой войной. Наличием в Исаакиевском соборе шестидесяти двух мозаик, прекрасных по качеству исполнения и насыщенных по цвету удивительных смальт, мы обязаны Николаю I. Именно он пожелал, чтобы живопись была переведена в мозаику. Мозаичное искусство казалось чем-то необычным для строившихся на тот момент в России храмов, так как со времён Ломоносова о нём успели забыть. Благодаря работам в Исаакиевском соборе искусство мозаики было буквально возрождено. Изготовление мозаики составляло большую часть финансовых трат в сметах и Министерства путей сообщения, и после 1871 года, Министерства внутренних дел. Например, в 1869 году на работы по содержанию Исаакиевского собора по смете Министерства путей сообщения было выделено 53 781 рубль, из которых 37 580 рублей были потрачены на изготовление мозаичных образов. В следующем году было израсходовано денег больше, чем назначено, и пришлось с разрешения императора даже взять дополнительный кредит на сумму в 9333 рубля 33¼ копейки.
Представляется важным продолжить в дальнейшем исследование по уточнению окончательной суммы, потраченной государством на создание памятника. Вероятно, можно говорить о цифре больше двадцати пяти миллионов рублей, причём это число включает в себя только то, что было заплачено по счетам подрядчикам, без учёта стоимости казённых материалов, которые щедро выделялись на строительство и украшение памятника. То есть на постройку одного здания в среднем тратилось ежегодно около пяти десятых процента от общих расходов государства! Для справки: доля расходов на культуру и кинематографию расходов консолидированного бюджета Российской Федерации в последние годы составляло пятьдесят пять сотых процента.
Н. Ю. Толмачева
специалист научно-редакционного отдела
кандидат искусствоведения
Текст доклада со ссылками на источники, а также другие доклады размещены в разделе «Девятые Исторические чтения»